Драматический |
16+ |
Миндаугас Карбаускис |
1 час, 40 минут, без антракта |
Люди со счастливым визгом катятся с ледяной горы на животе. Люди вваливаются с мороза в сени. Сбрасывают пальто и шапки, растирают окоченевшие уши, гомонят, развешивая пальто на крючки. Людям весело — и публика посмеивается, недоумевая поначалу, куда она попала: «Рассказ о семи повешенных» Леонида Андреева ничего веселого не сулит. Да и режиссер Миндаугас Карбаускис тоже прежде не числился в списке веселых режиссеров.
После спектакля «Дядя Ваня» Карбаускис был зачислен в традиционалисты, что звучало бы для молодого режиссера приговором, не будь тот самый «Дядя Ваня» спектаклем большой сцены и мхатовского размаха, которую мало кто из тридцатилетних режиссеров вообще способен освоить. Безусловно, этот режиссер работает в традиции — в традиции того театра, который подразумевает способность внятно рассказать историю и не погрешить при этом ни против правды того времени, когда вещь была написана, ни против своей школы, ни против современности. В этом смысле Карбаускис, в отличие от всех прочих молодых театральных ньюсмейкеров, оставляет в своих спектаклях жирный след и своего образования (он ученик Петра Фоменко), и литовского театра, которому он принадлежит органически. Более того: он не просто следует традиции — он с ней играет. И что по-настоящему важно, его театр — не будучи ни остросовременным, ни новаторским — имеет собственное мужественное лицо. А когда в последний раз вы видели традиционный театр с особым выражением лица?
Тут следует оговориться, что отчетливей всего мимика театра Карбаускиса видна с небольшого расстояния, в камерных пространствах. Он развивал ее там сначала на пьесе Уайлдера, придумавшего на заре американского театра раскладывать по ролям эпическое повествование, затем на чистокровной прозе (Фолкнер, Гоголь). «Рассказ о семи повешенных» — проза Леонида Андреева, которую раскладывает по ролям, переведя в прямую речь повествование, тоже сам Карбаускис, и опять под самым носом у публики.
Что же касается ролей, то здесь еще один фокус. Пятеро террористов, готовивших покушение на министра, их безутешные родители, сам министр, его челядь, двое других приговоренных к смертной казни (эстонский крестьянин, убивший хозяина, и жизнелюбивый Цыганок), их тюремщики и разные полицейские чины — всю эту рать играют восемь актеров. Заключенные и тюремщики меняются ролями не сходя с места. Младшая из террористок звонким голоском призывает товарищей не унывать, а минуту спустя доводит публику до спазмов в горле, играя мать террориста на последнем свидании с сыном. Вообще-то, подобная театрализация — когда артисты не вживаются раз на все три часа в свою роль, а, напротив, пройдясь за министром шестеркой слуг с подносами в руках, переодеваются в террористов и вскоре отправляются на виселицу, а там, глядишь, снова весело вываливают на сцену, — эта театрализация к месту, казалось бы, в комедии. А здесь-то речь о смерти. Но в том-то и дело, что не о смерти, а о страхе ее. И он, этот страх, изживается здесь в тотальной игре, и публика не реже прыскает в кулак, чем хватается за сердце, и буквально вешают только пальто на вешалке в сенях, а живые, смертью смерть поправ, продолжают вести игру. И только министр, наблюдавший за этой игрой с улыбкой на губах, с этой улыбкой на губах и замирает, до смерти испугавшись одной только мысли о смерти. В финале этого блестяще отточенного спектакля, разложенного на ноты иронично-печального литовского вальса, окоченевшего министра накрывают тряпочкой. А люди по новой входят с мороза в сени, гомонят, скидывая пальто, растирают замерзшие уши. То есть заканчивается дело тем же (не тот это случай, когда неуместно рассказывать финал, весь смысл в центре), с чего начинается театр, — не виселицей, а вешалкой, раз уж зашла речь о традиции.
На самом деле, нестройную прозу Леонида Андрееве непросто даже читать, ну а чтобы ставить "Рассказ" в театре, нужно либо не чувствовать землю под ногами в принципе (другими словами, шагать по облакам), либо быть скромным гением, кем, собственно, и оказался Миндаугас Карбаускис. Если вы не обрыдаетесь на этом спектакле, значит вы сделаны из армированного железобетона.
Глубоко....проникновенно....взрывая душу...и навзрыд
Так играют актеры, так хотел ставил это режиссер, так все вместе работали на общую цель.
Цепляет.
Несмотря на гениально написанное произведение Леонида Андреева, не побоюсь сказать, что спектакль не уступает.
Молодые актеры мгновенно перевоплощаются: только что смертельно бледные ребята, находившиеся в камере за день до смерти, тут же становятся их родителями, пришедшими проститься с детьми в последний раз.